— Что за черт, — пробормотал Гарри и поглядел вниз. Под ногами его медленно растекалась маленькая черная лужица, в которую впадал тонкий ручеек, начинавшийся где-то среди мусорных баков на противоположной стороне проулка. Между двумя из них лежало что-то, издали напоминавшее кучу тряпок. Гарри сделал шаг в том направлении, и в ту же секунду из-за угла выбежали инспектор Ди Джорджио и три офицера полиции с пистолетами наготове и включенными фонарями.
— Сюда! — крикнул Гарри. — Посветите сюда!
Полицейские бросились к Гарри, лучи фонарей, как безумные, скакали по стенам, выхватывали из темноты горки мусора. Наконец все они слились в один мощный пучок света, и тонкий черный ручеек превратился в багровую полосу… А куча старой одежды — в распростертое окровавленное тело инспектора Джо Уэстона.
Фрэнк Ди Джорджио положил пистолет на землю и опустился на колени. Остальные стояли рядом, в круге света были отчетливо видны две фигуры на асфальте, одна полусогнутая, другая распластанная и неподвижная. Фрэнк Ди Джорджио провел освидетельствование быстро, как по учебнику для выпускного курса полицейской академии, хотя одного взгляда на Джо Уэстона было достаточно, чтобы сказать: никаких признаков жизни, пульс не прощупывается. Фрэнк повернул голову и посмотрел на молчавшего Гарри Каллахэна.
— Он мертв. Один выстрел… в грудь.
Гарри кивнул. В горле першило, как будто туда насыпали сухой золы, тяжело оттягивал руку бесполезный «винчестер».
— Должно быть, он выскочил прямо на этого негодяя, — торопливо заговорил Ди Джорджио. — Он даже не успел вытащить пистолет из кобуры. Ты предупреждал его, Гарри, ты сказал, что этот тип очень опасен.
— Это я упустил сукиного сына, Фрэнк, — безжизненным голосом сказал Гарри. — Этой пушкой можно остановить слона, а я промахнулся.
Ди Джорджио отвернулся и медленно поднялся на ноги.
— Вот как. Ты промахнулся, — он наклонился и поднял пистолет. — И все же Джо не следовало разгуливать здесь с пистолетом в кобуре. Ты предупреждал его, Гарри.
— Да.
Гарри резко повернулся и пошел обратно, к огням Вашингтон-сквер и ревущим сиренам.
Масштабное мероприятие. Сложнейшая операция, которая обязана была завершиться захватом человека на крыше. Но в результате они получили лишь промелькнувшую тень — и смерть.
Стоит мне появиться, и всех притягивает сила моей личности. Человек, который ходил по Луне, — тоже Скорпион… Вице-президент Америки — Скорпион. Скорпионы вершат великие дела… Они притягивают людей. Они обладают магнетизмом.
— А ты красивая, — сказал он, — очень красивая.
Девушка на заднем сиденье хихикнула и смущенно заерзала:
— Ой, ну вы скажете!
— Я видел, как ты вышла из кино и пошла к автобусной остановке. Я сказал себе: какая красивая девушка. Красивая и очень славная.
— Вы так смешно говорите. Ой, даже не смешно, а… мило.
— Я очень милый человек, я Скорпион.
— A, это из астрологии.
Она снова хихикнула и мотнула головой, отбрасывая назад длинные прямые волосы.
Он вел машину и искоса поглядывал на девушку. Он мог разглядеть ее только в те моменты, когда машина проезжала под уличными фонарями. Поэтому образ ее, казалось, вспыхивает и гаснет, как в каком-то древнем немом фильме, но она была молода, очень молода, с гладким овальным лицом в обрамлении светлых волос. На ней был свободный красный свитер и короткая юбка, почти не прикрывавшая полные белые бедра.
— Подвезти?
— А куда вы едете?
— Куда угодно…. Просто катаюсь.
— А вы можете подбросить меня до Портола и Слоут?
— Ну конечно… запрыгивай.
— Ой, как здорово!
— Хочешь есть?
— Вот это да!
— Как насчет славного гамбургера и пива?
— Ух ты!
— Или пицца с кока-колой?
Он протянул руку и положил на ее бедро, пальцы нежно поглаживали упругую прохладную кожу. Девушка напряглась и испуганно посмотрела на него.
— Скажи мне, — мягко спросил он, — ты когда-нибудь смотрела в лицо Богу?
Море холодное, оно движется над холодными камнями. Вода плещется над скалами, и скалы эти черны. Если я брошу камень, он взмоет в воздух и полетит сквозь тьму ко дну моря.
Человек бросил камень вверх, но в темноте не было видно, как он падает. Он прислушался и уловил приглушенный всплеск.
— Ко дну моря, — повторил он.
Он сидел на четвереньках, положив руки на худые колени, и качался на каблуках взад и вперед. В темноте. Дул ветер, и на мысе было холодно, но тело его горело и покрывалось потом. Через час начнет светать. Так говорили звезды. Он многое знал о звездах и о путях их. Где должна быть каждая звезда в определенное время дня и ночи, в определенное время года — это он тоже знал. Звезды были постоянны. Они никогда не разочаровывали его. Их имена-названия он помнил сердцем и мог повторить их наизусть, как литанию.
Альтаир… Сириус… Вега…
Они были его друзьями, эти звезды. Особенно Альтаир и несколько других в созвездии Скорпиона. Он посмотрел на небо, но громада моста Золотые Ворота закрывала почти весь небосклон. По мосту ехала машина, в безмолвии ночи гул ее двигателя казался особенно громким.
— Ублюдки, — проговорил человек. — Грязные ублюдки.
Гнев возвращался, он разрывал тело и наполнял его острой, горячей болью. Теперь пот лился ручьями, он задыхался.
— Мерзкие ублюдки!
Ветер в клочья изорвал его слова. Вздрагивая всем телом, человек вскочил и по узкой крутой тропинке стал подниматься к автомобилю. Скоро рассвет, а ему еще столько надо сделать.
Это было паршивое утро, серое и промозглое, над городом грязной простыней полз туман. Через пропыленное стекло круглосуточной забегаловки на Филберт-стрит Гарри мрачно обозревал пейзаж. И погода, и улица не нравились Гарри категорически, хотя, учитывая настроение, в котором он пребывал, его вряд ли обрадовал бы и погожий весенний денек. Он отхлебнул полуостывшего кофе и снова принялся разглядывать пустынную улицу.
— Просто не повезло, — сказал Чико Гонзалес.
Он делился этой мыслью, наверное, раз пятнадцатый, но от многократного повторения она пока так и не стала весомей. Во всяком случае, Гарри этого не чувствовал.
— Сукин сын был у меня в руках, — пробормотал он и сделал еще один глоток.
Нельзя сказать, чтобы Гарри сильно терзался, хотя воспоминания о неудачной операции оставляли неприятный осадок на сердце. У него же был «винчестер», следовало просто отстрелить ублюдку голову! Но и Джо Уэстону следовало бы как следует подумать, прежде чем отправляться в темный проулок без напарника. И уж что точно следовало сделать, так это хотя бы достать из кобуры пистолет. Но он совершил ошибку и поплатился за это жизнью. Теперь его имя будет выгравировано на маленькой золотой звезде, которую вмонтируют в мемориальную доску в холле Дворца правосудия. На этой доске уже много таких звезд с именами, Джо Уэстон будет одним из них.
— Куда теперь? — устало спросил Чико.
Гарри пожал плечами и одним глотком допил кофе:
— Туда же… И заниматься тем же.
На лице Чико отражалось сомнение:
— След уже остыл, Гарри.
— Может быть… а может, и нет.
След действительно был уже холодный, и Гарри понимал это. И все же кто-то мог что-то заметить, все равно что. Убийца вошел в здание, потом покинул его. На чем он приехал? Автобусом? Такси? Машиной? Если на машине, где он ее припарковал? Прямо на улице? На стоянке? В переулке? Они выясняли это всю ночь, допросили всех, кто во время перестрелки был на Вашингтон-сквер или поблизости. Все слышали выстрелы, но никто ничего не видел.
Человек с сумкой? Коричневые брюки? Светло-коричневая ветровка? Нет… нет… по-моему, я никого не видел с такими приметами.
Человек с незапоминающейся внешностью. Человек-тень. Один из толпы. Безликий. Его видели сотни, но с какой стати его запоминать? Любой горожанин каждый день видит тысячи новых лиц, которые тут же забывает. И зачем их помнить? С какой стати кто-то должен был запоминать этого человека? И все же…
— Придется снова начинать издалека. Так… Русский холм и Потреро. Что-то должно проясниться. Этот тип крутится где-то поблизости, Чико. И я подозреваю, что у него есть машина. Надо поработать в этом направлении. Шансов у нас немного, но, кто знает, иногда люди запоминают автомобиль, а не водителя. Например, помятое крыло, просто старая модель — понимаешь, что-то, что бросается в глаза и откладывается в памяти. Если нам удастся связать автомобиль с двумя убийствами, считай, это уже кое-что.
— Шансы по-прежнему невелики, — покачал головой Чико.